Новые эпизоды "Доктора Кто": эксперименты на зловонном болоте
Новый сезон "Доктора Кто" продолжает удивлять - причем на настоящий момент сложно понять, что изумляет больше - форма или содержание. Не менее интригующим становится вопрос о том, что получает первостепенное значение в глазах создателей сериала. Создается впечатление, что у каждого сценариста, работающего, по идее, в команде с другими, свой собственный Доктор, чей моральный облик за один эпизод может измениться практически до неузнаваемости, перечеркивая не только то, что мы знаем о двенадцатом его воплощении, но и о Повелителе времени вообще. И внешне совершенно разные третий и четвертый эпизоды как нельзя лучше показывают: либо это - очень разные стороны медали (и в таком случае не остается только смириться с окончательным релятивизмом в подходе к созданию серий и с пугающей амбивалентностью Доктора), либо же некий сложосочиненный постмодернистский конструкт, инструкция по сборке которого будет показана несколько позже.
Третий эпизод - "Тонкий лед" (Thin Ice) за авторством Сары Доллард - по причине погружения Питера Капальди в эпоху регентства, столь любимую и ценимую любителями английской классической литературы, был ожидаем с особым придыханием. И если всем своим обликом Двенадцатый Доктор так и просился в Великобританию этого времени а попав в нее, выглядел как нельзя более органично, то откровенное провисание сюжетной линии, отсутствие полноценных и внятных объяснений, а также непростительно пространные самоцитаты (здесь нашлось место и "Беспокойному мертвецу" (The Unquiet Dead), и "Зверю внизу" (The Beast Below), и другим, несколько менее бросающимся в глазам источникам вдохновения, обернувшегося беззастенчивым копированием) изрядно подпортили общее впечатление.
Четвертый эпизод - "Тук-тук" (Knock Knock) Майка Бартлетта - порадовал куда больше - Доктор в нем ровно такой, каким его хочется видеть почаще: ненавязчивый, все понимающий, скромно держащий дистанцию в общении с молодыми ветреными созданиями, не сбивает с них спесь и самонадеянность, присущую беззаботной юности. И ведет он себя так ровно до тех пор, пока такая беспечность не становится опасной для них самих. Присутствие в качестве своеобразного гения места домовладельца в образе Дэвида Суше дает ни с чем не сравнимое эстетическое наслаждение от умной и проникновенной актерской игры, но снова и снова нагромождение отсылок к городским легендам о домах-убийцах, нашедших свое воплощение что в литературе, что в кинематографе ("БайБайМэн"- совсем недавнее о том напоминание), делает повествование предсказуемым, если не беспомощным. Хотя присущий сериалу сентиментализм здесь оборачивается чем-то гораздо более глубоким
Интересно и другое - "франкенштейнизация" Доктора, то и дело преподносимая как "очеловечивание" по такому же упадочному и фальшиво-убогонькому сценарию, что и метаморфозы "Шерлока" все того же Стивена Моффата. В "Тонком льде" Доктор абсолютно хладнокровно жертвует жизнью мальчика-бедняка, даже не попытавшись его спасти, словно "вжившись" в роль состоятельного джентльмена той поры. И яростное негодование Билл (маловнятной до той поры новой спутницы Доктора) чуть ли не впервые рождает симпатию к этой восторженной, гиперактивной и доселе какой-то чересчур несуразной девицы. Доктор просит Билл вдуматься: может ли он позволить себе возмущение, гнев и сожаление, прожив временной эквивалент тысяч и тысяч человеческих жизней? Но… ведь именно этот взгляд с высоты птичьего полета ранее давал Доктору понимание высшего милосердия, осознание ценности каждой человеческой жизни, непоправимости того, что в самоослеплении могут навлечь на человечество отдельные его представители. Даже если, однажды поклявшись, он потом не мог вспомнить о самых близких ему существах, то этому до сих пор можно было найти уйму объяснений, которые убедительно показывали, что его воля и желание не всесильны. Но вот - новый поворот - и Доктор дает звонкую пощечину зарвавшемуся купчику, присовокупляя к этому обезоруживающую фразу - он, мол, был так зол, что ничего не мог с собой поделать. Куда же подевалась в одночасье самонавлеченная нирвана?
"Тук-тук" зрителя словно бы успокаивает, показывая Доктора в роли "дедушки" - так его представляет Билл своим друзьям, с которым ей предстоит подписать злополучный договор об аренде жилого дома. И Доктор до поры до времени, не особо притворяясь, охотно выступает в этой роли. Да и если призадуматься, для Билл он всегда был таким… дедушкой. Он - не предмет романтического обожания, не недосягаемый рыцарь без страха и упрека, не таинственный незнакомец и не отеческая фигура. Он ничего не требует взамен, то и дело балует свою протеже, даже охотно ей потворствует.
Однако и эта благостность снова дает трещину, причем такую, что грозит поставить под угрозу преемственность и единство всей вселенной Доктора, кропотливо, с любовью создаваемой более полувека. Помимо откровенно странной привязанности Доктора к "Нардолу возрожденному", не оставляет в покое двойственность положения его самого. С одной стороны, Доктор Нардолу - хозяин и повелитель, с другой - Нардол при нем нянька, как при дитяти малом и неразумном. А с третьей - чуть ли не тюремщик, что прямо этими словами (только с присовокуплением коллективного "мы" для смазанного эффекта) было сказано Доктором в четвертой серии.
Не менее удивляет странная просьба, адресованная Доктором на льду Билл - дать ему приказ действовать. Словно бы Доктор, а не Нардол - робот. Этот же узор мрачно дорисовывает он сам, словно Шехерезада, заклинающий и умиротворяющий нечто, находящееся в подвале и нуждающееся в неотлучной охране. И это невнятное "you too" или "you two" в конце. То ли Доктор и его таинственное бремя - созависимы, являясь частью чего-то одного, то ли - за дверьми не одна сущность, а две, как единство и борьба противоположностей или два самостоятельных субъекта. Видимо, не только скелеты в шкафу, но и "тайные комнаты" в британской популярной культуре сегодняшнего дня - одни на всех.
Как бы то ни было, что в "Докторе Кто", что в "Шерлоке" мы наблюдаем намеренное ниспровержение - но не идеалов. Если они рукотворны и мифологизированы в общественном сознании, это даже бывает полезно. Создатели вначале кропотливо создают эстетически привлекательный образ, а затем - садистски собственноручно освобождают нас от ими же созданных огорчений, коварно подманив пряником и попутно осуществив куда более гадкое действие. Только кукла-то любимая. И лет ей много. И создатели ее - не чета карликам дня сегодняшнего. А это переносит эксперименты даже не на другое поле, а в чавкающее зловонное болото.