Непристойная книжка
В 1781 г. в окружном (то есть уездном) городке Вятского наместничества Яранске жил 19-летний молодец Лев Кошкин. Был он грамотен, служил писцом ("пищиком") в яранском казначействе. И вот случилось страшное: у него обнаружилась "суеверная книжка"! Парня заметили с нею прямо на рабочем месте.
На протяжении большей части XVIII в. всевозможные "суеверия" преследовались и строго наказывались. При Екатерине II отношение к ним начало смягчаться. Просвещенная императрица считала, что колдовство - это всего лишь обман, коим хитрецы невежд дурачат. Однако невежд много, поэтому толки о ведьмах, колдунах, порче и прочих нелепостях должно пресекать. Ведь они могут привести и к народным возмущениям...
А тут - целая книга суеверной крамолы!
Яранская нижняя расправа ("расправами" назывались учрежденные в 1775 г. судебные органы) начала расследование. Затем дело1 направили в более высокую инстанцию - в Вятскую верхнюю расправу. Туда поступила и сама "книжка". Однако к сохранившемуся архивному делу она не приложена, и копии ее тоже нет.
Кошкина допрашивали неоднократно: он менял свои показания. Очевидно, "пищик" быстро уразумел, что дело худо. "Неболшая писмянная книшка"2 была серьезной уликой. И выкручивался: дескать, думал - "божественная", "молитвенная", а оказалось - "волшебная" и колдовская.
Поначалу Кошкин показал, что "книжку" взял у 17-летнего "купецкого сына" Василия Попова, а тот нашел ее на мосту через реку Ярань. Потом стал утверждать, что получил "книжку" "под заклад" пяти копеек у Ильи, сына священника Знаменской церкви Яранска. "Под заклад" - значит, взял на время. То есть вещь чужая, Кошкину не принадлежавшая. Затем вернулся к прежним показаниям: "книжка" найдена на мосту, а Илью он оговорил из-за ссоры3.
Попович Илья в этой истории мелькнул - и исчез. А вот Василия Попова допросили. Он признался, что действительно дал Кошкину крамольные записи, чтобы тот, умелый переписчик, снял с них копию. Дальше в документе темное место: "Которую де книшку по листам означеннои (Кошкин. - Авт.) своеи рукою написал песню"4. По-видимому, Попов хотел сказать, что какая-то особо крамольная "песня" вписана в "книжку" Кошкиным, а он, Попов, тут ни при чем. И вообще, он неграмотный (или малограмотный)... Кстати, неграмотные люди в те времена тоже заказывали для себя копии заговорных текстов, чтобы использовать такую запись как своего рода талисман5.
По Кошкину же, с "книжкой" было так. Попов предложил ему скопировать за 10 копеек некий текст, и оба они отправились туда, где служил Кошкин и где имелись условия для переписывания - в яранское казначейство. И только Кошкин занялся копированием, как "усмотрел тогда написанных в непристоиных законом строки з две...". Бдительный "пищик" тут же, по его словам, отдал непристойную "книжку" прислуживавшему в казначействе старику-сержанту6.
Но почему тогда "книжку" нашли у Кошкина? Значит, сержант ее не взял?
Допросили сержанта. Тот сообщил, что да, Кошкин и Попов находились тогда в помещении и вместе переписывали какую-то бумагу. На вопрос сержанта, что за бумага, Кошкин заявил, что "книжка" - "божественная"7.
Стало быть, Кошкин все-таки копировал подозрительный текст - раз поспешил заверить, что все вполне благонадежно...
Привлеченные к следствию явно юлили, стремясь смягчить свои проступки. Все - и следователи, и обвиняемые - понимали, что дело это непростое, можно и кнута отведать, и на каторгу загреметь. И вообще, похоже, что обнаружение у мелкого служащего "суеверной книжки" наделало переполоху в тихом провинциальном Яранске.
В показаниях привлеченных к следствию заметно противопоставление "божественного" и "небожественного" ("суеверного"). Грань между такими понятиями в те времена провести было нелегко, а между тем от этого зависела квалификация деяния. Переписывать "божественное" (например, Псалтырь), разумеется, не возбранялось.
Задачи совестного суда
Вятские "расправные" сами заниматься делом не стали. Они передали его в следующую инстанцию - в открытый совсем недавно, в декабре 1780 г., Вятский совестный суд.
Совестные суды создавались по инициативе Екатерины II начиная с 1775 г. для разбора дел, по которым обвинялись малолетние или безумные. Туда же поступали дела по преступлениям, совершенным в состоянии аффекта, случайно, неумышленно или по стечению обстоятельств. Действовать они должны были в соответствии с "естественным правом", милосердно, учитывая смягчающие обстоятельства, стремясь не столько покарать, сколько примирить. Там же, по мысли императрицы, должны были разбираться и дела о суевериях и колдовстве8.
В.О. Ключевский утверждал, будто "за все царствование Екатерины не насчитать и десятка дел, решенных во всех совестных судах надлежащим образом"9. О.А. Омельченко считал совестные суды "малозначительными" по своим полномочиям и правам учреждениями10. А И.П. Слободянюк отмечал, что "принципы гуманности и справедливости, провозглашенные при учреждении совестных судов, не были в полной мере реализованы"11. Тем интереснее выяснить, как на деле работал этот суд в одной из обширных и удаленных от центра провинций - на Вятке.
В журнале заседаний и определений Вятского совестного суда за 1782 г. есть несколько записей по яранскому делу, поступившему туда в середине февраля. Тогда же в этот суд был отправлен и находившийся под арестом Лев Кошкин. А проходившему по делу в качестве свидетеля Василию Попову велели не выезжать из Вятки.
Окончательное решение было вынесено быстро - через месяц12.
Уже в первой по времени записи в журнале (о том, что дело, согласно закону, принято к рассмотрению) определенно заявлено: причина следствия и суда - в "открывшейся" у Кошкина "якобы заговорной суеверной тетратки"13. Не печатной книжки, а рукописной тетрадки! Которая, несомненно, содержала заговорные тексты. Неясно, правда, что именно в протоколе допроса Василия Попова было названо "песней" (якобы вписанной туда Кошкиным). Может быть, кроме заговоров, там и какие-то подозрительные песенки обнаружились? Или же недотепистые яранские чиновники (которые тетрадку книжкой назвали) и тут напутали?
Заговоры "суеверной тетратки"
Какого типа заговорные тексты могли быть в "суеверной тетратке"? В сохранившихся материалах дела нет, кажется, и намека на это. А ведь заговоры бывают лечебными, хозяйственными, промысловыми, любовными, свадебными, социальной направленности (например, "на подход" к судьям или иным властям), наводящими порчу, защищающими от порчи и т.д.
Но обратим внимание: вовлеченные в нашу историю люди - молодые парни. Как отмечал А.Л. Топорков, "рукописные любовные заговоры - исключительно мужские тексты, призванные воздействовать на женщин. Количество "мужских" текстов абсолютно преобладает в XVII - XVIII вв. (43 "мужских" текста против одного "женского")"14. Если что и могло заинтересовать яранских парней в заговорной традиции, то это, конечно же... нет, не любовь, а исключительно интимные отношения. Как сделать так, чтоб приглянувшаяся красотка не пила, не ела, а все только бы по добру молодцу вздыхала и сама бы к нему ластилась? На это и были направлены любовные заговоры, с помощью которых мужчины пытались обольстить женщин.
Впрочем, в рукописных сборниках заговоров нередко содержались тексты различной направленности. Например, в 1753 г. у рудокопщика Полевского медеплавильного завода на Урале Ульяна Рудакова обнаружили сборник, который в документах, как и в нашем случае, именовался и волшебной книжкой, и тетрадкой. Там были любовные "присушки", заговоры "об отваде печали", "о излечении от зубной болезни" и другие15. Яранский сборник тоже мог содержать заговоры не только любовные.
Е.Б. Смилянская, изучившая множество дел о "духовных преступлениях", отмечала: "На основании изучения материалов следственных дел создается впечатление, что и доносители, и хранители заговоров так или иначе осознавали греховность и запретность магии. Заговорные тетрадки давали для переписывания обычно скрытно из опасения светского наказания"16. Обвинения в колдовстве сплошь и рядом предъявлялись уже по факту обнаружения заговорного текста17.
Те же, кто прибегал к магическим, заговорным средствам, различали магию "белую" и "черную". Но любовная магия, несомненно, расценивалась как "черная", запретная, по степени воздействия и восприятия близкая к вредоносной18.
Гуманный приговор
15 марта 1782 г. в Вятском совестном суде дело наконец разобрали по существу. Судьи в постановлении снова уточнили, что речь идет не о печатной книге, а о рукописной тетради ("И разсматривая ту вздорную тетратку, а не книжку...")19
Ни Кошкина, ни Попова решили не наказывать. С них взяли подписку "о неимении впредь таковых сумазбродных и суеверных пустых сочинений, а буде впредь найдутся какие-либо дурные сочинении, то неминуемо подвергнутся неизбежного поступления по законам". Саму же тетрадку охарактеризовали как "безделную глупого и невежественного слога", "вздорную и пустословную"20.
Яранским чиновникам направили предупреждение и указание быть в подобных случаях осторожнее и впредь таких дел не заводить21. Ведь тут просто глупость, невежество, вздор, пустословие. Это не относится к деяниям, за которые по закону полагается наказание...
Мягкость вынесенного решения была характерна для совестных судов в эпоху просвещенной монархии. Удивительно, как быстро произошел поворот от свирепого преследования колдовства (практиковавшегося еще в середине XVIII в.) к квалификации этого деяния как обмана и невежества. Даже в такой отдаленной провинции, как Вятское наместничество, совестные судьи (дворяне, мещане и крестьяне) мигом приняли к руководству просветительскую идеологию! И указывали не вполне перестроившимся коллегам на местах (в уездных учреждениях), что те недопонимают новую "генеральную линию".
Трудно сказать, насколько осознанно судьи воспринимали такую "перестройку". Так называемое "народное православие" с его обрядоверием, бытовой магией и предрассудками в высших слоях русского общества бытовало и в XVIII, и в первой половине XIX в. И едва ли все судьи и чиновники екатерининской эпохи искренне считали, что от колдовства нет никакого вреда. Но если и не считали, то держали свое мнение при себе: насаждавшаяся тогда в России просветительская идеология требовала от нижестоящих прежде всего не веры в нее, а исполнения. Надо было приспосабливаться к навязанным сверху правилам игры...
В самодержавной России эти правила требовалось принять сразу. И суровость, с которой преследовали народную магию в предыдущие десятилетия, тут же стала клеймиться как отсталость, дикость и глупость. Просто потому, что императрица изволила решительно объявить подданным: никакого колдовства вообще не бывает.
Кровавый зуб от Пелагеи
В том же 1782 г. Вятский совестный суд рассматривал еще одно дело. Секунд-майор Степан Филиппов, служивший судебным заседателем Вятского верхнего земского суда (крупная фигура!), пожаловался на свою крепостную дворовую женку Пелагею (в документах - Палагия). Она подала ему в кушанье человеческий коренной зуб - причем, как показалось Филиппову, со следами крови. В приготовленной же Пелагеей припарке, которую майор прикладывал к опухоли на животе, обнаружилась нижняя часть клюва неведомо какой дикой птицы. А еще Пелагея постоянно добавляла в еду барину и его жене заговоренную соль.
Поблуждав по инстанциям, дело - как "род колдовства" - попало в совестный суд. При расспросе Филиппов уверял, что Пелагея сама призналась: зуб - это чтобы его умертвить, клюв - чтобы у него было "колотье", а соль - чтоб не получать от него побоев. Правда, улики суду представлены не были: зуб сразу выкинули на улицу, а клюв майор велел сжечь.
Пелагея же ни в чем не сознавалась. Если она что-то такое Филиппову и говорила, то разве что будучи в беспамятстве во время сильной порки, которую тот ей задал. Отношения барина с крепостной вообще были сложными. Пелагея твердила, что Филиппов ее бил, намеревался склонить к греху с ним; она не раз убегала (власти ее ловили, секли и возвращали); он выдал ее замуж за парня, о котором говорил, будто тот - вольный, а на самом деле это тоже был его крепостной... Сам Филиппов уверял судей, что Пелагея ему теперь вовсе не нужна - и пусть живет, где хочет.
Но вот что важно: "совестные" искусно подвели своего коллегу-истца к признанию, что никакого реального ущерба от действий Пелагеи не приключилось. И прямо записали в протоколе, что он не должен верить в "бабьи шепоты" и что императрица полагает всяческое колдовство обманом! В общем, иск дворянина к его крепостной по обвинению в колдовстве и смертоносной порче оставили без удовлетворения22.
Получила ли Пелагея вольную? Это уже не от совестного суда зависело. Права отпускать людей на волю императрица судьям не давала.
1. Государственный архив Кировской области (ГАКО). Ф. 1228. Оп. 2. Д. 15.
2. Там же. Л. 12.
3. Там же. Л. 12об.-13.
4. Там же. Л. 14.
5. Белова О.В., Левкиевская Е.Е. Молитва // Славянские древности. Этнолингвистический словарь / под ред. Н.И. Толстого. М., 2004. Т. 3. С. 279; Смилянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и "духовные преступления" в России XVIII в. М., 2003. С. 76-77.
6. ГАКО. Ф. 1228. Оп. 2. Д. 15. Л. 14-15.
7. Там же. Л. 17об.
8. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. ХХ. С. 233, 278-279; Слободянюк И.П. Реформа судебной системы в России в период "просвещенного абсолютизма" // История судебных учреждений в России. Сб. обзоров и рефератов. М., 2004. С. 117-118.
9. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 5 // Ключевский В.О. Соч. В 5 т. М., 1958. Т. 5. С. 125.
10. Омельченко О.А. "Законная монархия" Екатерины Второй. Просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. С. 286.
11. Слободянюк И.П. Указ. соч. С. 118.
12. ГАКО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1. Л. 56, 63, 94-94об., 97-102, 114, 140-140об.
13. Там же. Л. 56.
14. Топорков А.Л. Заговоры в русской рукописной традиции XV - XIX вв. История, символика, поэтика. М., 2005. С. 118.
15. Пихоя Р.Г. Общественно-политическая мысль трудящихся Урала (конец XVII - XVIII вв.). Свердловск, 1987. С. 202; Голикова С.В. "Люди при заводах". Обыденная культура горнозаводского населения Урала XVIII - начала ХХ века. Екатеринбург, 2006. С. 257, 259, 261.
16. Смилянская Е.Б. Указ. соч. С. 120.
17. Там же. С. 43.
18. Лавров А. С. Указ. соч. С. 92-93.
19. ГАКО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1. Л. 94.
20. Там же. Л. 94-94об., 114; см. также: Ф. 1228. Оп. 2. Д. 15. Л. 29.
21. ГАКО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1. Л. 140-140об.
22. Там же. Л. 125об., 126 об., 127-128, 130-130об., 141, 146, 148, 159, 161-162, 244-245об., 248-252об., 271об., 305об.