Но есть что-то, чего не сделаешь без сверхотдачи: не вырвешь гибнущего от алкоголизма или наркомании человека, не поправишь сильно накренившуюся судьбу, не найдешь смысла жизни.
Совершенно неожиданный гражданский опыт подарил России маленький пыльный поселок городского типа под названием Ардатов. Туда прислали священника, в прошлом - писателя Михаила Резина, который повел себя необычно: решил браться за все, что требует участия и помощи. И это оказалось заразительным.
Чистоплотный оркестр и церковный староста
Письмо первое: Дагестан - Ардатов.
"Здравствуйте, все-все-все! Служба моя идет хорошо, меня перевели в оркестр. Напишите, как у вас дела? Как поживают РЦ (реабилитационный центр. - Е. Я.), батюшка, матушка и Валентина Федоровна? Передавайте привет всем нашим пацанам и пацанам из компьютерного клуба".
На обороте - продолжение письма:
"Уважаемая Валентина Федоровна! Пришлите, пожалуйста, посылку. Оркестр ведет чистоплотную жизнь, до зарплаты еще далеко, а тут надо иметь хотя бы одеколон, крем для бритья, зубную пасту. Пришлите, пожалуйста, конфет, печенья, сгущенку, ну и чего-нибудь. Посылки не отбирают. У нас тут стоит церковь. До свидания.
Ваш Д. Редин".
Д. Редин - дитя Московского вокзала. Мать в 6 лет привезла его из сибирского города на нищенский промысел в столицу. Он достиг в этом деле совершенства, подвязывал ногу, изображал калеку, мать рядилась в монашку. Сбор был великолепный: они сняли в Москве трехкомнатную квартиру, купили видеодвойку, цветной телевизор. Потом все было пропито.
В 14 лет Дима Редин не захотел больше так жить. Прибился к строительной бригаде, случайно заехал с ней в деревню Саконы, потом его передали в Ардатов, в реабилитационный центр отца Михаила.
Первое время их то и дело сгребала милиция возле церковной ограды. Но в участок тут же являлась церковный староста Валентина Федоровна Кортикова.
- Ну... Они выглядят оборванно,- оправдывался милиционер.
- А ты одень их, как себя, и они не будут так выглядеть, - отрезала Валентина Федоровна.
Засов открывался.
У Димы было два класса образования. В Ардатове он окончил ускоренным курсом школу, получил аттестат, сдал на права. Правда, не успел их получить. Тогда Федоровна отправилась в соседний райцентр, подняла в выходные гаишного начальника, уговорила его принять внеплановые экзамены и прямо на призывной пункт привезла права: в армии с правами легче.
Половина ардатовских рассказов не обходится без оборота: "И тогда Валентина Федоровна..."
Когда в Ардатов прислали священника и губернатор Борис Немцов подписал на коленке письмо о восстановлении храма, размещенный в церкви завод долго не выезжал.
И тогда Валентина Федоровна раскрыла крышу в цехе, пошел дождь, станки оказались на метр в воде, был дан приказ срочно вывозить их.
- И что меня все рисуют борцом, - смущенно стучит она карандашом в своем церковном кабинете, - я к этому директору отношусь с большим уважением.
Валентина Федоровна может сдвинуть все - засовы, приказы, начальника на отдыхе, найти сверхмощный кран КАТО для установки церковного купола.
Всю жизнь проработала бухгалтером в жилкоммунхозе. Верующая с младенчества. Не пропустила, кажется, ни одной литургии, хотя в Ардатове церкви не было. Была единственная на весь район - за 7 километров, в деревне Саконы, где потом объявился Дима Редин.
Парижские вальсы и полиэтиленовая часовня
Письмо второе: Красная речка - Париж.
"Дорогая мама! Ты напрасно беспокоишься, речка здесь очень чистая. Вода, правда, темная, похожая на тонированные стекла парижских автомобилей. В омуте, рядом с пляжем, цветут лилии.
Я все-таки приеду сюда и на следующее лето. У меня есть любовь, его зовут Никита, он отбирает у меня плеер и слушает вальсы.
Целую. Таня".
Таня Деревицкая - дитя Парижа. Дочь литературного редактора и изготовителя арф, потомок русских эмигрантов в пятом поколении, три года назад услышала рассказ регента ардатовской церкви Анжелы о попытке пересадить детское православное и патриотическое движение "Витязи", придуманное во Франции белым эмигрантом Николаем Федоровым, на берег Красной речки, близ г. Ардатова. От мысли, что там, на Красной речке, нет душа и теплого туалета, что там в самом деле трудно, она пришла в восторг, и родители вот уже три года покупают ей билет из Парижа в Ардатов.
Анжела не обманула: душа нет, палатки разбиты прямо на земле, дымится военно-полевая кухня, в речке цветут лилии, а рядом со столовой стоит полиэтиленовая часовня. Первые два года Таню освобождали от дежурства по военно-полевой кухне, парижанка все-таки. Но когда она нахально заявила "У вас тут курорт!", льгота кончилась.
Сегодня Танин день на кухне. Поэтому она хочет продлить наше интервью. Показывает мне платье к завтрашнему балу, хвалит ночную игру в разведчиков, рассказывает, что на конкурсе рисунков нарисовала Эйфелеву башню на спине соседки, но та ее смыла, ищет еще не смытый с другой спины парусник. И, наконец, идет целоваться с Никитой и отбирать у него плеер с парижскими вальсами. Любовь к Никите, считай, неразделенная: сыну лагерной медсестры всего два года, а в эти лета интересуются не столько парижанками, сколько собаками и близким по возрасту мальчиком Петей.
Таня Деревицкая - верующая, но в церковь в Париже ходит редко. Настоящая вера, как и настоящая жизнь, считает она, в России.
Недавно в лагерь приезжали телевизионщики снимать сюжет про "Витязей". Во время съемок стало плохо отцу Михаилу. Испугались медсестра, начальник лагеря и дочь Анжела, телевизионщики. Лишь дети стайкой собрались в полиэтиленовой часовне и запели: "Царице моя преблагая..." У священника перестало прерываться дыхание.
Неодиночество в веках и остановка в Африке
Письмо третье: Ардатов - Москва.
"Здравствуйте, товарищ корреспондент!
Не хотите в Африку? Могу отвезти.
У нас, кажется, в этом году выйдет неплохой урожай. Я же говорил: сей в грязь, будешь князь. Ангар помаленьку бетонируем. От аренды земли решили все-таки отказаться, невыгодно. К осени, может быть, обработаем заросшее березками поле, дизель пустим.
Лев".
Лев Сиднев - вроде бы коммерсант. У него частный извоз в Ардатове на подержанном микроавтобусе "Фольксваген". Во всяком бизнесе результат зависит от сконцентрированности. Лев не сконцентрирован на частном извозе, Лев сконцентрирован на молодых березках. Березки его достали: их надо с заросших, заброшенных полей выкорчевывать, а отвал плуга (600 рублей) сразу грохнется.
Когда несколько лет назад отец Михаил решил организовать реабилитационный центр для вышедших из Ардатовской колонии ребят, город был против. Сейчас в РЦ вместе с ребятами из колонии живут еще и ребята из "тяжелых" семей. И вот эту ораву, доходящую до 20 человек, надо банально кормить.
Жить на пожертвования рискованно да и зазорно. Отец Михаил придумал подсобное хозяйство в деревне Обход, чтобы прокормить РЦ. А Лев, инженер-механик по образованию, стал кем-то вроде управляющего в этом хозяйстве, с ним ребята пашут, сеют, ремонтируют, строят - в поте лица зарабатывают хлеб свой и, кстати, хорошую для Ардатова зарплату.
Похоже, это единственное в районе место, где подростки могут что-то заработать. 53 городских подростка, кроме своих из РЦ, подработали в Обходе за последние полгода.
- Я им говорю: "Нет работы", приеду в деревню, а они уже там, пешком пришли, - рассказывает Валентина Федоровна, церковный староста.
В деревне Обход перестроен для летнего РЦ старый дом, принадлежавший когда-то бабушке Валентины Федоровны. Бабушка эта была удивительным человеком, несла подвиг странноприимства, открывала дверь всякому, кто просился. Однажды зимой пустила цыганский табор. И вот дело бабушки Евфимии через полвека продолжилось, дом принял современных странников - детей. Как говорит дочь о. Михаила Анжела, "мы не одиноки в веках".
В веках мы точно не одиноки. Но, к счастью, иногда не одиноки и в сегодняшнем дне.
Лев - счастливое "неодиночество" обходских мальчишек.
Какую пикировку разыграли они перед корреспондентом по поводу станков, досок, коров, телят, ангара - "Городок" отдыхает! Это был одновременно экзамен по деревообработке, сельхозпрактике и строительным работам. Потом ели чернику, пили молоко, молились, смеялись, купались.
Льву меньше сорока, у него семья, высшее образование, он непьющий. Когда около церкви собираются люди, которым некуда деться, это понятно. Церковь - по определению законное пристанище для них. Но почему вокруг церкви и тех, кому некуда деться, собирается районная элита? Директор местного краеведческого музея балует их роскошнейшими рассказами про Ивана Грозного, проходившего мимо Ардатова на Казань. Его брат, отставной военный, возглавил православный компьютерный клуб.
- Куда едем?- спрашивал меня обычно Лев, устраивающий экскурсии по ардатовским достопримечательностям.
- В Африку, - отвечала я.
Машина останавливалась возле стандартных пятиэтажек, на трансформаторной будке было написано тинейджеровское название ардатовского микрорайона: "Африка".
Микрорайон был беден и отстал, как Африка, - разбитые дороги, лопухи, магазины в вагончиках, пыльный стандарт окраины. И, наверное, опять права старшая дочь о. Михаила, которая считает, что в таком месте можно выжить только за счет очень высокой личной активности.
Индия духа и парадный подъезд
Письмо четвертое: Москва - Ардатов.
"Здравствуйте, отец Михаил!
Я все время вспоминаю тот кусок из нашего разговора, когда я рассказывала вам о сомнениях и кризисах после 11 лет воцерковления. И о том, что я все равно люблю церковь, красоту открытого алтаря...
А вы мне вдруг сказали: "Церковь - это все-таки не открытый алтарь. Церковь - это люди. Они и есть Тело Господне. И вы - тоже. Клеточка, кровяное тельце".
И мне захотелось плакать. Рядом сидела и молча слушала нас Валентина Федоровна. Лев разговаривал с Юрой, вчерашним бродягой и позавчерашним мастером спорта, судьба которого, вы говорили, просится в повесть...
Е. С., г. Москва".
Такие письма не пишут случайным людям. Отец Михаил Резин - писатель. Закончил Литинститут, выпустил книгу рассказов "Рика", напечатал в "Юности" повесть "Бегство талой воды".
Во времена, промежуточные между советской и рыночной эпохой, когда исчезло все с прилавков и было почти невозможно на зарплату педагога и писателя прокормить многодетную семью, жена, русская немка, настояла на выезде в Германию.
Щедрая госпомощь позволяла многодетной семье жить за границей совершенно безбедно. Маленький немецкий городок сиял всем, чем положено сиять Европе: чистотой, красотой, вежливостью. Плохо было только одно: Михаил приходил с курсов немецкого языка, ложился на диван, отворачивался к стене и молчал.
Жена испугалась безумно.
Они вернулись в Россию.
Писатель принял решение стать священником. Отца Михаила рукоположили и направили в Ардатов.
За четыре года службы в Ардатове отец Михаил создал реабилитационный центр для детей из трудных семей и освободившихся из колонии, подсобное хозяйство для них, православный компьютерный клуб (в отличие от обыкновенного в нем запрещены алкоголь, мат и в пост нельзя играть в компьютерные игры), православную секцию дзюдо, детское движение "Витязи", летние лагеря для детей. Его дочь ведет воскресную школу, разбила роскошный цветник возле храма...
- Закваску христианскую надо нести во все сферы жизни, не исключая ничего. Должна быть, как говорил Гумилев, "Индия духа", буйство духа. Но без нажима, - говорит отец Михаил.
- Почему вы все-таки решили стать священником?
- Это был выбор между словом и делом. Я все время думал об одном отрывке из воспоминаний Панаевой, гражданской жены Некрасова, о том, как он писал "Размышления у парадного подъезда". Некрасов был тогда человеком богатым, жил на престижной улице, напротив дома большого начальника. Всю картину, описанную в "Размышлении...", он видел из окна. Вздыхал, ходил из угла в угол, ложился на оттоманку, искал рифму. Панаевой казалось: проще перейти через улицу и попросить, чтобы крестьян впустили. Вот и я решил не искать слова, а перейти через улицу.
- Пишете что-нибудь?
- Некогда. Хотя владыка меня благословил. И жизнь дарит непревзойденные сюжеты.
Голова ангела и розы в лопухах
Письмо пятое: Дагестан - Ардатов.
"Здравствуйте, дорогая Валентина Федоровна!
Пишет вам Копейкин Валентин из Буйнакска. Пишите мне письма, не забывайте.
Высылайте мне бритвенный прибор, сигарет, спичек, ручки и конверты и конфет побольше: надо делиться с бригадой, здесь все делятся. Сане Пулькину - привет. Батюшке с матушкой - тоже. От Буйнакска до Чечни 50 км, близко, но ничего страшного нету.
Вышлите мне еще мыльницу, иголки и блокнот в клетку.
Пока. Люблю".
Валя Копейкин вместе с Димой Рединым служит в армии, оба - в Дагестане, но в разных местах. В РЦ Валя попал, выйдя из колонии. Когда первый раз услышал перед обедом "Отче наш", расхохотался. Маленькая его фотография - 3 на 4 - стоит на книжной полке рядом с фоткой Редина: РЦ, он же "Дом", ждет их из армии.
По "дому" меня водил отслуживший в армии Денис, который как-то пришел к о. Михаилу и сказал: "Возьмите меня к себе, а то я сяду".
Мальчишечье жилье. Нормальное, не бедное. Кровати, тумбочки, полки. И иконочки, иконочки, молитва оптинских старцев.
В летнем лагере в деревне чуть пониже иконочек висят рекламные вырезки девчонок в топах, одной - в купальнике. Правда, без развратности. С этим, как и с курением, бороться трудно.
Очень хорошая книжная полка.
- Ты читал Ремарка? - спросила я Дениса.
- Нет.
- А Чехова? Стендаля? Акутагаву Рюноскэ? - на полках - классика в потрепанных обложках, никаких Марининой, Донцовой.
- Не читал.
Я сбилась на нотацию.
- Но... Я ангела нашел. В старом доме. Хочу отреставрировать.
И повел меня в молельную комнату показать скульптурную голову ангела позапрошлого, видимо, века. А потом хоругвь, которую Денис натирал специальной пастой, чтобы она сияла на солнце.
На пороге он мне сказал:
- Ну ладно, не ругайтесь... за лопухи перед домом. Мы весной сажали розы, лопухи их забили. Там внутри, правда, есть розы.