Поделиться
Сергей Сергеевич, как заполярный Шпицберген переживает пандемию коронавируса?
Сергей Гущин: Резко сократилось количество туристов, а иностранных туристов сейчас нет вообще, их отсеивают еще в Осло и просто не сажают на борт самолетов, вылетающих на Шпицберген. Российский Центр арктического туризма (ЦАТ) "Грумант" сегодня занимается в основном обслуживанием местных жителей столицы архипелага Шпицберген города Лонгиербюена, которые продолжают приезжать на снегоходах в Баренцбург и знакомиться с его достопримечательностями. Въезжать на архипелаг с материка после введенных норвежцами ограничений весьма затруднительно - как я уже сказал, иностранцев не допускают на рейсы в Лонгиербюен еще в Осло и Тромсё. Даже для норвежцев, прибывающих в Лонгиербюен, введен обязательный 14-дневный карантин по прибытии. На выезд с архипелага ограничений меньше - норвежские власти не препятствуют выезду с архипелага иностранных граждан при условии, что они будут избегать тесных физических контактов с другими людьми. Самолеты со Шпицбергена на материк еще летают. Другое дело, что количество рейсов из Норвегии в другие страны все время сокращается. На настоящее время еще остались рейсы из Осло в Стокгольм, Лондон и Берлин. "Аэрофлот" уже отменил полеты в норвежскую столицу. Остается еще возможность пересечь российско-норвежскую границу в Киркенесе, долетев до Киркенеса из Лонгиербюена через Тромсё. Генконсульство оказывает содействие российским гражданам, временно находящимся на Шпицбергене и не успевшим покинуть архипелаг, в организации возвращения на Родину. Сейчас таких двое - по одному в Баренцбурге и Лонгиербюене.
А что происходит в российском Баренцбурге?
Сергей Гущин: Естественно, пандемия затронула и российские поселки на архипелаге, Баренцбург и Пирамиду. К счастью, пока не зарегистрировано ни одного заболевшего коронавирусом на Шпицбергене. Вместе с тем, все введенные норвежскими властями ограничения на въезд и другие карантинные меры затронули и Баренцбург. Однако он не закрыт на карантин и остается свободным для посещения. Рестораны поселка привели свою деятельность в соответствие с новыми норвежскими предписаниями по профилактике распространения коронавирусной инфекции - посетители теперь сидят на расстоянии не менее одного метра друг от друга. Отменены массовые мероприятия, на более позднее время перенесен спортивный обмен с Лонгиербюеном. Также в Баренцбурге создан регулярно собирающийся кризисный штаб по реагированию на пандемию, в него вошли представители генконсульства РФ, рудника "Баренцбург", больницы Баренцбурга, ЦАТ "Грумант", российских научных организаций. Штаб распространяет памятки по профилактике заболевания, готовится заказ медикаментов и медицинских масок с материка.
Последнее время отношения Москвы и Осло вокруг Шпицбергена стали несколько напряженными. Означает ли это, что норвежская сторона не хочет видеть Россию на архипелаге?
Сергей Гущин: Шпицберген настолько переплетен с российской историей, что мы не можем просто так отсюда уйти. Это нанесет, прежде всего, удар по имиджу России. Кроме того, Шпицберген - и наша земля тоже, она полита потом и кровью наших предков. Здесь были российские моряки, исследователи, географы, участники северных конвоев, простые шахтеры. Исторически сложилось так, что шансы были пятьдесят на пятьдесят, мы получим Шпицберген или Норвегия. В результате он достался Норвегии, но это не означает, что мы должны уходить отсюда.
А нас принуждают уйти отсюда?
Сергей Гущин: Четко выраженного давления нет, но проблемы, о которых писал в своем послании норвежской стороне министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Лавров, присутствуют и мешают жить.
Какие именно проблемы?
Сергей Гущин: В первую очередь речь о вертолетах. В советские времена на архипелаге было пять вертолетов, мы летали, куда хотели, и возили, кого хотели. В Баренцбурге нет взлетно-посадочной полосы, равно как нет и никогда не было сухопутной дороги в столицу архипелага город Лонгиербюен или в какое-то другое место, только если на снегоходах зимой. Поэтому вертолет нам необходим. Но после развала СССР норвежская сторона стала навязывать нам свои условия, что вертолет может использоваться только для задач, связанных с угольной отраслью. Хотя даже в Договоре о Шпицбергене 1920 года разрешается коммерческая деятельность, к которой мы относим и туризм. Кстати, на момент подписания Договора туризм на Шпицбергене уже был. Сюда заходили круизные яхты и суда с туристами. И совершенно непонятно, почему норвежская сторона не согласна трактовать туризм как коммерческую деятельность. А в результате мы не можем возить и туристов.
В чем причина такого упорства норвежской стороны?
Сергей Гущин: Думаю, она таким образом пытается укрепить свой суверенитет. Коль скоро воздушный транспорт в Договоре не прописан, то регулировать порядок пользования им может только Норвегия. Поэтому надо прибегать к услугам норвежских вертолетов. То же самое касается и науки - если научная деятельность в Договоре не прописана, значит, норвежская сторона ставит свои ограничения, и ученые из любой страны должны их соблюдать. Допустим, в научном поселке Ню-Олесунд на Шпицбергене разрешено заниматься только естественными науками. Между тем китайские ученые, которые там работают, хотят заниматься гуманитарными, социологическими проблемами, такими как отношение населения к угледобыче, к таянию ледников. Но норвежская сторона не позволяет им это делать.
Но ведь возможны какие-то отступления от запретов, наверное? Допустим, вместе с учеными летят вертолетом шахтеры, и, получается, требования соблюдены…
Сергей Гущин: Тут все всё понимают и на некоторые вещи закрывают глаза, но до поры до времени. И случись что - припомнят. Когда российский вертолет рухнул в 2017 году, на борту были наши ученые, они летели из Пирамиды в Баренцбург. И местная пресса опубликовала статью, что, оказывается, русские нарушали правила перевозки.
Какие у вас отношения с губернатором Шпицбергена?
Сергей Гущин: Отношения хорошие. Мы встречаемся раз в два месяца, обсуждаем проблемы. Участвуют губернатор, директор треста "Арктикуголь" - градообразующего угледобывающего предприятия в Баренцбург - и я как генеральный консул. Если что-то не получается решить на уровне губернатора, она обещает обратиться в Осло. В ряде случаев это помогает. Однако главный раздражитель - ограничение использования вертолета российской стороной - остается. Как и проблема расширения природоохранного законодательства.
Но природоохранные зоны и так ведь занимают 65 процентов площади архипелага...
Сергей Гущин: В феврале министерство климата и охраны окружающей среды Норвегии объявило, что готовятся новые изменения в Закон об охране окружающей среды Шпицбергена 2001 года. До 1 мая заинтересованные инстанции на Шпицбергене должны представить проект этих изменений в министерство. Треста "Арктикуголь" среди этих инстанций нет. Судя по всему, его привлекут только осенью 2020 года, когда законопроект будет вынесен на общественные слушания. На этапе подготовки законопроекта с нами никто не советовался.
В чем суть изменений?
Сергей Гущин: Норвежская сторона хочет сократить использование тяжелого судового топлива (флотского мазута) во всех территориальных водах архипелага, тогда как сейчас это запрещено только в природоохранных зонах. Есть планы ограничить размеры туристических судов, имеющих право заходить на архипелаг, а также - пересмотреть правила передвижения моторизованного транспорта. Норвежцы говорят, что вводя новые ограничения, они ничего не нарушают, поскольку правила одинаковы для всех: и для русских, и для самих норвежцев, и для всех остальных участников Договора о Шпицбергене. То есть формально все соблюдено. Но фактически это ограничивает, например, деятельность наших ученых. Последние лет пять-шесть они могут изучать, по сути, только окрестности Баренцбурга.
Норвежцы на Шпицбергене постепенно начинают внедрять электроснегоходы. Это новый этап борьбы за чистоту окружающей среды? Не получится ли так, что скоро весь российский парк бензиновых снегоходов окажется под запретом?
Сергей Гущин: Пока предписаний таких нет. Но есть нюансы. Запаса хода электроснегохода хватает примерно на тридцать километров. Расстояние между Лонгиербюеном и Баренцбургом - около шестидесяти километров. Может быть, электроснегоходы можно использовать для коротких маршрутов, но все равно нужны станции подзарядки.
Какова ситуация с углем на архипелаге?
Сергей Гущин: У норвежцев осталась только одна действующая шахта, "Груве 7", снабжающая углем, в том числе, ТЭЦ в Лонгиербюене. Ее планируется разрабатывать минимум до 2040 года. Все остальные норвежские шахты закрыты, поскольку цена на уголь падает, плюс у норвежской стороны есть амбициозные цели стать обществом с нулевыми загрязняющими атмосферу выбросами. Местное население в Лонгиербюене даже проводило акции протеста против закрытия шахт, однако принятое решение все равно было выполнено, плюс потратили огромное количество денег на рекультивацию шахт. Все боялись, кстати, что будет безработица среди шахтеров и социальный кризис после закрытия шахт, но обошлось. Стали развиваться другие направления: сфера услуг, туризм, малый бизнес. То есть Лонгиербюен смог переориентироваться. И сейчас его население растет, оно уже составляет 2700 человек. Пандемия коронавируса, правда, нанесла по экономике норвежского поселка мощный удар: почти вся туристическая индустрия оказалась парализованной. Пока непонятно, как Лонгиербюен будет выходить из этого кризиса.
На сколько хватит угля на российских рудниках на Шпицбергене?
Сергей Гущин: На руднике "Баренцбург" угля, по прогнозам, хватит до 2050 года. Попытки восстановить месторождение "Грумант" оказались нерентабельными, нужны миллиарды рублей затрат. На "Баренцбурге" сегодня добывается 120 тысяч тонн угля в год, 30 тысяч из них идет на нужды ТЭЦ поселка Баренцбург. У норвежцев в Лонгиербюене ТЭЦ, кстати, потребляет столько же. ТЭЦ в здешнем климате - это тепло и электричество, без них людей пришлось бы эвакуировать. Поэтому добыча на руднике "Баренцбург" должна сохраняться хотя бы из этих соображений. Дизель ввозить на Шпицберген дорого. Возможно, был бы хороший проект, если бы построили здесь хранилище для СПГ. Такие идеи периодически возникают.
Альтернативная энергетика на архипелаге развивается?
Сергей Гущин: Норвежцы обсуждают идею ветрогенераторов. Также они уже поставили солнечные панели в аэропорту в Лонгиербюене. Однако КПД этих панелей низок. Была идея провести электрокабель с материка, но оказалось очень дорого. Мы же пока пользуемся углем и принимаем меры по сокращению вредных выбросов с ТЭЦ и повышению энергосбережения в зданиях.
Но вертолеты и ТЭЦ - это ведь не единственные проблемные пункты в отношениях с норвежской стороной на архипелаге?
Сергей Гущин: Есть еще проблема депортации с архипелага лиц, находящихся в санкционных списках, поскольку Норвегия присоединилась к неким международным санкциям. Заговорили об этом после визита на Шпицберген в 2015 году Дмитрия Рогозина, на тот момент вице-премьера российского правительства. Есть даже специальная процедура, а именно: если на Шпицберген приезжает лицо, находящееся в санкционных списках, то губернатор в сопровождении полиции обязан его задержать, препроводить в некое помещение и отправить задержанного за его же счет обратно. Что же, получается, что генконсул России должен как-то вмешаться и отбивать его? По этому поводу уже давно ведется обмен дипломатическими нотами между нами и норвежцами. Мы считаем, что под международными санкциями надо понимать прежде всего ограничения, инициированные ООН, всевозможные террористы и тому подобные персоны. Но в Осло считают, что надо выполнять санкции, имплементированные Евросоюзом, в который, кстати, Норвегия формально не входит. Пока что решения этой проблемы нет.
Еще одна проблема - в прошлом году Норвежский полярный институт отказал мне в посещении научного поселка Ню-Олесунд, где расположена, в числе прочих, и китайская научная станция "Хуанхэ", которую в том числе я намеревался посетить, причем вместе с представителем Российского научного центра на Шпицбергене. Отказали без объяснения причин. Ню-Олесунд - закрытый поселок, он управляется Норвежским полярным институтом, у которого надо запрашивать разрешение на визит. Сейчас вопрос о допуске в Ню-Олесунд уже обсуждается на уровне руководителя департамента МИД России и, возможно, будет поднят на двусторонних консульских консультациях. Вопрос тут принципиальный. Получается, что генконсулу России отказывают в посещении районов его консульского округа, а в данном случае мой консульский округ - это весь архипелаг, вне зависимости от того, есть в том или ином поселке российские граждане или нет. Раньше, кстати, такого не было, мои предшественники свободно ездили в Ню-Олесунд.
Периодически всплывает и вопрос о том, как норвежская сторона проводит согласование документов зонирования площадей российских поселков Шпицбергена...
Сергей Гущин: Раз в десять лет должен приниматься новый план зонирования площадей, потому что Баренцбург все время развивается и ему нужен новый согласованный с норвежцами документ для основы дальнейшего роста. Но мы уже лет пять согласовываем с норвежской стороной этот план. И они все время выдвигают новые требования. Одно из последних, например - учесть лавинную опасность. "Арктикуголь" пригласил норвежских специалистов, те все просчитали, однако появились дополнительные требования к детализации плана. Еще одно - железная дорога, которую "Арктикуголь" хочет восстановить, из центра Баренцбурга до вертолетной площадки протяженностью шесть-семь километров. Раньше железная дорога на этом маршруте уже была, потом ее разобрали, и мы хотим восстановить пути, чтобы возить туристов. 26 марта должно быть совещание с губернатором, планировали обсудить и этот вопрос, но, к сожалению, оно не состоится из-за веденных норвежцами ограничений на въезд в связи с коронавирусом. Гендиректор треста "Арктикуголь" попросту не сможет приехать из Москвы на Шпицберген.
У российской стороны еще есть проект строительства рыбоперерабатывающего завода в Баренцбурге...
Сергей Гущин: Есть, и он уже внесен в план зонирования площадей Баренцбурга. Как только норвежская сторона его одобрит, тут же начнется оценка экологических последствий. Но пока план зонирования не утвержден, ничего развиваться не может.
Хватит ли пресной водой в Баренцбурге? Ведь для рыбоперерабатывающего завода ее нужно много...
Сергей Гущин: Этот вопрос не до конца ясен пока. Нам самим едва хватает водозабора из пресного озера на другой стороне фьорда, а если будет рыбозавод, то потребление сильно возрастет. А значит, надо тянуть трубопровод до другого озера, которое уже за пределами российского участка земли. А ближе источников пресной воды нет, только ручьи.
Как планируете развивать туризм?
Сергей Гущин: На недавнем годовом собрании "Арктикугля" в Баренцбурге было озвучено, что в 2019 году выручка от туризма впервые превысила размер госсубсидии, составляющей 400-500 миллионов рублей в год, которую получает трест. А последние несколько лет туризм приносит больше дохода, чем продажа угля. Это происходит благодаря, в том числе, и усилиям Тимофея Рогожина, руководителя туристического направления "Арктикугля", компании Центр арктического туризма "Грумант". Рогожин собрал молодую талантливую команду, обновил парк снегоходов. Сюда приезжают гиды со всей России. Но, по моему мнению, нельзя делать перекос только в сторону туризма, иначе Баренцбург станет таким же музеем под открытым небом, как советский шахтерский поселок Пирамида, который сейчас законсервирован. Угледобыча - стержень живого поселка.
Есть перспективы урегулирования разногласий территориальных споров с норвежской стороной касательно так называемой "рыбоохранной зоны" вокруг Шпицбергена, шельфа?
Сергей Гущин: Ничего не просматривается. Осло не отступает от занятой позиции, они считают окружающие Шпицберген 200-мильную зону, шельф и морское дно территорией, на которую не распространяется действие Договора о Шпицбергене 1920 года, и где они устанавливают собственные правила. Другое дело, что есть ряд стран, помимо России, которые не согласны с таким положением дел, в их числе, например, Исландия, Испания, Великобритания. Норвежцы говорят, что они прекрасно управляют всей территорией архипелага, и доказательством этому служит тот факт, что никто до сих пор не подавал против них иск в Международный суд в Гааге. Но почему бы такой иск не организовать? Это не очень сложно. И обойтись в данном случае можно без пересмотра базового Договора о Шпицбергене 1920 года.
Какие-то новые проекты Россия планирует на Шпицбергене, помимо рыбозавода и восстановления железной дороги?
Сергей Гущин: Я бы пошел по пути норвежцев, которые последнее время испытывают в Лонгиербюене различные технологии в экстремальных условиях. Морозоустойчивую краску, например, системы связи 5G в условиях Арктики. В прошлом году вышла стратегия промышленного развития норвежского Шпицбергена, и там прямо рекомендовано превратить архипелаг в площадку для испытания новых технологий, это сквозная тема. И почему бы нам не пойти по тому же пути? Например, световой дизайн, это актуально с учетом полярной ночи, или исследования влияния космического излучения в высоких широтах на организм человека. В 2016 году на Шпицбергене создан Российский научный центр из дюжины российских научно-исследовательских организаций. Еще одно перспективное направление - привлечение к российским проектам на архипелаге иностранных ученых. Уже идет сотрудничество с Китаем, с Южной Кореей.