13.05.2021 12:21
    Поделиться

    Телекульт: как "Клан Сопрано" изменил сериалы навсегда

    "Кинократия" запускает новую рубрику "Телекульт". В ней мы будем не слишком часто, зато подробно и по возможности увлекательно рассказывать, как и почему тот или иной популярный сериал стал культурным феноменом.

    В долгосрочных планах - "Сумеречная зона", "Секретные материалы", "Прослушка", "Во все тяжкие" и много чего ещё. А начнём, конечно, с шоу, которое по версии очень многих так же сильно повлияло на телеиндустрию, как "Война и мир" - на литературу. "Клан Сопрано" завершился без малого 14 лет назад, но, согласно широко распространённому мнению, остаётся лучшим сериалом всех времён. Так в чём же причина культа? Давайте разбираться.

    Внимание! Текст содержит множественные спойлеры!

    Сопрано - это вы

    "Четвёртую стену" полностью не сломать, но почему бы не сделать её максимально зыбкой? Так рассудил Дэвид Чейз, однажды надумав синхронизировать краеугольный голливудский жанр - криминальную драму - с аудиторией кабельного канала HBO. Персонажи The Sopranos почти не отличались от тех, кто за ними наблюдал: растили детей, обсуждали бейсбол и бокс за барной стойкой, смачно ели, покупали недвижимость и автомобили, боялись застудить простату, ходили на медосмотры, сидели на прозаке, жарко спорили, годится ли Рассел Кроу на роль гладиатора, нервничали из-за переработок, вступали в профсоюзы, сдавали пожилых родственников в пансионаты... Были, короче говоря, нормальными самозанятыми обеспеченными белыми мужчинами средних лет - отцами, мужьями, соседями, друзьями - только иногда ещё убивали людей, вымогали деньги, делили общак, прятались от копов.

    Эксперимент рискованный: лишний шаг влево - выйдет "мыло", куда зачем-то присобачили оргпреступность, лишний шаг вправо - очередная вампука про оргпреступность с ненужным довеском. Однако всё получилось близко к идеалу. Дотошный будничный реализм и богато детализированная криминальная сага не вступали в противоречие - напротив, складывались в удачнейшую из рифм: полумифический киногангстер и типичный обитатель "двухэтажной Америки" вдруг оказались плюс-минус одним и тем же человеком. Бытовая и мафиозная оптика наложились друг на друга. Дон Нью-Джерси припарковал свой внедорожник у дома, сменил костюм на удобный халат, достал из холодильника мороженое, плюхнулся в кресло и щёлкнул пультом. Миллионы зрителей по другую сторону экрана сделали ровно то же самое - с той маленькой поправкой, что ни один из них не был доном Нью-Джерси, про которого можно придумать и снять занимательное шоу. Фикшн смешался с нон-фикшном. Сериалы изменились навсегда.

    Тони

    Сериалы изменились навсегда. Сериалам потребовалось новое лицо - символ очередного потерянного и растерянного поколения, на долю которого не выпало ни великих свершений, ни великих потрясений, ни чувства сопричастности к чему-либо глобальному. Это поколение предпочло магии кинотеатра малый домашний экран. Тони Сопрано - не герой даже в разрезе гангстерского героизма: всё привлекательное в нём - харизма, ответственность, смелость, лидерство - проявляется на уровне любого небездарного бизнесмена из провинции. Тони Сопрано - не совсем злодей: он разбойничает без особого удовольствия - можно сказать, работает на нелюбимой работе, потому что другого не умеет. Тони Сопрано - не ролевая модель, поскольку ролевые модели канули в Лету: его собственный идеал - сильный, молчаливый, нежизнеспособный в новых реалиях Гэри Купер из старого-престарого фильма. Тони Сопрано - всего лишь зеркало: смотришь на него - видишь что-то своё.

    Именно поэтому к Тони так легко привязаться: методы у него, положим, специфические, но чаяния-то - заработать в этом месяце немного больше, чем обычно, обеспечить потомство качественным образованием, купить жене шубу попонтовее - они ведь и наши тоже, нехитрые, заурядные, практичные. Именно поэтому Тони так легко возненавидеть: его клиническая социопатия, неумение искренне радоваться "простым вещам", чересчур внимательное отношение к своим тараканам, показушная жалость к себе - слишком знакомые вещи. Именно поэтому Дэвид Чейз полностью лишил Тони экстенсивного развития: он, подобно Коню БоДжеку (который с него отчасти срисован) и Гомеру Симпсону (с которого отчасти срисован сам Тони), не приобретает новых черт и не теряет уже имеющихся, со вступительных титров до титров финальных оставаясь не столько личностью, сколько точнейшим коллективным диагнозом буржуазному мидл-классу - американскому или какому-то ещё. Именно поэтому Тони Сопрано такой универсальный - и такой, в конце концов, родной.

    Family Guy

    XXI век провозгласил, что семья - это не только святое, но и миллион проблем, которые больше не стыдно обсуждать в публичном поле. Неоспоримый, общепризнанный факт: не являясь чистопородной семейной драмой, "Клан Сопрано" отрефлексировал вообще всё, что только может отрефлексировать лучшая семейная драма. В арках отношений Тони с матерью, дядей, Кармелой и детьми разложены по полкам любые обсессии, компульсии, страхи, привычки, поколенческие конфликты, фиксации, пассивно-агрессивное поведение, так далее, тому подобное. The Sopranos щедро выносили сор из избы - полоскали грязное бельё персонажей, заставляли их выплясывать под ручку с Эдипом и Электрой, смаковали измены, углублялись в детские обиды - и снова попали в яблочко: ну как устоять перед сериалом про мафию, когда он ещё и таблоид, и видеоэнциклопедия по психологии?

    Мафии, впрочем, тоже досталось по полной: вторая, "профессиональная" семья Сопрано представляет не меньший интерес - там бурлят свои страсти, заносятся в больничные листы свои травмы, раскрываются свои характеры. Крис Молтисанти - трагическое воплощение безотцовщины, жертва сразу двух комплексов - избранности и неполноценности, тот, кто хотел казаться, а не быть. Поли Галтиери - суровый мачо, тролль и циник в кругу "коллег", но тот ещё параноидальный неврастеник наедине с собой. Несчастная предательница Адриана Ла Сёрва - жертва абьюза, но всё-таки предательница. Тайный гомосексуал Вито Спатафоре - заложник извращённой "пацанской этики". Сильвио Данте - балагур и весельчак, который вообще-то не умеет расслабляться. Каждый из них путался в чувствах и мыслях, притворялся тем, кем в действительности не был, искал себя, не находил, страдал, мучился; самое важное - казался знакомым, настоящим.

    Диалоги

    Знакомой, настоящей была, в том числе, их речь. В отличие от стереотипных "донов Корлеоне", чеканивших пафосные афоризмы о чести, долге и сицилийском характере, Тони Сопрано, дядя Джуниор, Крис, Поли, Сильвио не чурались сплетен, травили друг другу байки, грязно матерились не по делу, перевирали чужие слова, глупо шутили, цитировали что-то невпопад, повторяли одно и то же. Гольф, выпивка, протекающий кран, лучшие гамбургеры штата, игрушечные поезда, поставки стиральных машин, погода, хвастовство интимными успехами - беседы не суровых мафиози, но рядовых, ничем не примечательных обитателей заокеанской периферии. Тем удивительнее, острее и резче звучали их же реплики про мокруху, передел собственности, торговлю краденым, рэкет и прочие "прелести" жизни вне закона.

    В этом перманентном - то жутковатом, то комическом, то абсурдном - контрасте весь "Клан Сопрано". С одной стороны, полное погружение в вялотекущий, дремотный быт глубинки - то ли своеобразная обывательская документалистика, то ли необработанный уличный репортаж, откуда по недосмотру забыли вырезать лишнее: приблизительно так, зачастую ни о чём, сумбурно, вопиюще антилитературно, не попадая в киношный диалоговый ритм, с бессмысленными междометиями, корявыми каламбурами, пошлостями, банальностями и нелепостями - беседуют живые люди. С другой стороны, нам никогда не позволяли забыть, что The Sopranos - в первую очередь кино про бандитов, которые, сколько их ни "приземляй", сколько бы они ни мимикрировали под славных парней и сколько бы ни радовались победе футбольной команды (за которую лично ты, дорогой зритель HBO, тоже болеешь от всей души), остаются бандитами. Грань иногда неуловимо тонка - мало какой современный сериал способен прочертить такую же.

    Глубина

    "Какой-то парень говорит, что хочет съесть сэндвич, и сразу съедает сэндвич, думая о сэндвиче", - исчерпывающая характеристика Дэвида Чейза высокорейтинговым сериалам, какими они были до "Сопрано". Храбрые полицейские ловили преступников, врачи самоотверженно спасали людей, бандиты грабили. Персонажи-функции подчинялись простейшим горизонтальным причинно-следственным связям; можно сказать, их мысли не занимало ничего, кроме того, что они делали/собирались cделать/произносили вслух. Потом пришли The Sopranos: почитай сценарий любого эпизода - увидишь целую партитуру, где "ноты" реплик и действий обильно дополнены "диезами" - внутренними монологами, спрятанными мотивациями, скрытыми желаниями. Важны, как в жизни, не поступки и слова, а то, что остаётся между строк: есть пресловутый сэндвич можно, не думая о нём. И даже говорить о сэндвиче - не значит обязательно о нём думать.

    Хрестоматийный, из учебников пример того, как это работает на экране, - финал серии In Camelot, когда Тони в разговоре с закадычными корешами сначала слегка приукрашивает образ Фрэн, любовницы своего покойного отца, которую успел возненавидеть, и потом, уже не в силах остановиться, плетёт про неё с три короба: она, мол, красавица, умница, едва не увела президента Кеннеди у Жаклин. С точки зрения старой сериальной композиции эта ложь не несёт никакого смысла: на неё нет внешней реакции, она не аукнется в будущем, не утилитарна. А вот образ Тони становится объёмнее: до нас доходит, что он врёт самому себе - противопоставляет идеализированную Фрэн своей мамаше-мучительнице. Подобных сценок в "Сопрано" тысячи и каждая по-своему цепляет. За то, помимо прочего, и любим горячо.

    Отсылки

    Сериальное производство - постмодерн в квадрате, однако Чейз со товарищи и тут выступили революционерами, почти полностью отказавшись от цитат капслоком. Под стать легальной профессии Тони - утилизации мусора - "Клан Сопрано" собирал объедки, огрызки, ошмётки поп-культуры и давил их прессом рутины. Эпический стиль Копполы и Скорсезе закономерно обмельчал: из предсмертных апельсинов "Крёстного отца" выжали сок, упакованный в типовую фабричную тару; вместо грозных мужчин в плащах и шляпах злые улицы наводнили закомплексованные мужичонки в кожанках; отрубленный палец начинал историю не о том, как закалялась сталь, а о том, как будущий гангстер зарабатывал себе психическую хворь на всю оставшуюся жизнь; тем, кто стучал в ФБР, не возбранялось сочувствовать; штаб босса переехал из шикарного казино в занюханный продовольственный магазинчик.

    Аналогично The Sopranos поступали со всем подряд: сердце-обличитель Эдгара По плавилось в моцареллу на пицце; Мелвилла цитировали за обеденным столом не как гения, придумавшего капитана Ахава, но как (возможно) латентного гея; "Цельнометаллическая оболочка" Кубрика вдруг скукожилась до "цельнокожаной куртки" Джеки Априла; чудеса совершала не джин Джинни, а дамочка со связями Джинни Кусамано, да и всех чудес-то - устроить дочку в престижное учебное заведение. Что уж там - даже любимый классик Чейза, Федерико Феллини, который также считал ткань повседневности лучшим материалом для искусства, присутствует в "Сопрано", скорее, не источником вдохновения, а объектом злой пародии: сны, видения, фантазии, иллюзии - это всё, конечно, он, но до чего же смешной, примитивный, нелепый, воняющий рыбой, если импортировать его в насквозь пластмассовую Америку XXI века.

    Социальные комментарии

    Ещё одно новшество "Сопрано" - то чего не было и по очевидным причинам не могло быть в сериалах для домохозяек и усталых офисных работников - подробная карта болевых точек американского общества. Притом конъюнктура в конце 90-х - начале нулевых, конечно, сильно - и в лучшую сторону - отличалась от сегодняшней: социальный аспект The Sopranos ненавязчив, не моделирует искусственные ситуации под разжёвывание спорных тем и всегда пропитан иронией. Обозначая точки зрения - либеральные ли, консервативные ли - Чейз не торопился их поддерживать. К примеру, тот же Вито Спатафоре вскоре после аутинга хладнокровно совершал довольно-таки жуткое преступление, то есть ни в коем случае не трансформировался из однозначного преступника в однозначную жертву гомофобии, которую нужно понять и простить.

    Эпизод "Христофор" с неприкрытым сарказмом высказывался о трудностях этнической самоидентификации, ловушках политкорректности и культурной апроприации: вековечное недовольство индейцев в нём уравновешивалось не столь очевидными претензиями, накопившимися за десятилетия у итальянской диаспоры Нью-Джерси. "Неопознанные чёрные мужчины" затрагивали привычку белых валить всё противозаконное на негров - однако брали шутливый, легкомысленный тон, без обязательного в наши дни BLM-ора. А токсичная маскулинность Тони запросто обходилась без истеричных феминистских ремарок: как оценивать домашнее насилие в семье Сопрано - и оценивать ли вообще - предлагалось решать зрителю и только ему. Нынешним "публицистам" от кинематографа на заметку.

    Психотерапия

    Очередное доказательство того, насколько тонко Дэвид Чейз чувствовал свою аудиторию: к моменту премьеры "Сопрано" психотерапия в Америке уже успела закрепиться в статусе новой религии, её возвели в культ. Поэтому многие специально подписывались на HBO, чтобы увидеть, как доктор Дженнифер Мелфи рано или поздно сделает из жестокого мафиози "нормального человека". Тем более могло показаться, что самому мафиози нужно именно это: Тони, напомним, решил обратиться за помощью после "столкновения миров". Первая паническая атака случилась, когда его бассейн покинули утки, символизирующие семейную гармонию, а он в тот момент вроде бы испытал прилив отвращения к жесткой криминальной среде, в которой глубоко увяз.

    Однако уже пятая серия даёт правильный ответ на вопрос "Что же мучает Тони?" Он, напомним, зверски душит "крысу" проволокой, по небу тут же пролетает утиная стая, на лице убийцы облегчение. Тут-то становится ясно, что выбор "насилие или уточки" Сопрано не волнует: ему нужна реальность, где уточки и насилие друг другу не противоречает, где они могут бесконфликтно существовать. И от психиатрии он хочет вовсе не эффективного лечения, а банального одобрения: авторитетный специалист просто должен сказать ему, что это абсолютно нормально - быть, как Тони однажды заявляет, скорпионом, который жалит лягушек без неприятных последствий.

    Таким образом психотерапия в The Sopranos превращается в один сплошной анекдот, никуда в конечном итоге не приводя. Тони всю дорогу пытается доказать Мелфи, что его диалектический лайфстайл - одновременно брутальный и сентиментальный - имеет право на существование. Мелфи же не удаётся доказать ему обратное. Базовые моральные принципы, которых она придерживается, ничего не значат для социопата, который к тому же моментально перестанет быть интересен зрителю без своей социопатии: стоит только Т.С. "выздороветь", как сериал фактически  развалится, а это, конечно, никому не нужно. Здесь опять-таки весь "Клан Сопрано" в своей издевательской сути: нигде больше взаимоотношения мозгоправа и пациента не были препарированы так въедливо. И нигде больше их так не троллили.

    Картинка

    Всего лишь два оператора и три монтажёра аж на 86 серий - явный признак шоу, которому не всё равно, как оно выглядит, которое хочет иметь собственный запоминающийся стиль. В том, что касается визуального ряда, "Клан Сопрано" держался той же системы координат, что и во всём остальном. Не создавал "красоту ради красоты", чурался искусственности, зато постоянно ловил красивое, поэтичное в самых, казалось бы, обыкновенных, неброских мизансценах - будь то разноцветные листья в осеннем лесу, сочная зелень газона, калейдоскопическая иллюминация парка развлечений, следы ботинок на снегу, пятьдесят оттенков кирпичной кладки, дым сигары в сумраке ночного клуба, огни машин на круглосуточных парковках или фактура двадцатидолларовой банкноты, снятой сверхкрупным планом. Суперхит HBO сделал Алика Сахарова и Фила Абрахама людьми-брендами, проложил им дорогу от рабочих мест за штативами в модные сериальные режиссёры - а вообще тут, пожалуй, ни к чему тратить лишние слова. Вот вам специальный видеоролик-нарезка. Так и называется - "Красота Сопрано".

    Саундтрек

    Понятно, что выдающиеся авторские саундтреки на телевидении были и до The Sopranos - их полным-полно, но никто никогда не работал с чужой музыкой так, как с ней работал сериал Дэвида Чейза. Первое гениальное решение - свести количество закадрового аудиосопровождения к минимуму: хиты Спрингстина, The Kinks, The Clash, "роллингов" включали и слушали дома, в барах, за рулём непосредственно герои, что дополнительно их одушевляло, помещало в контекст всеобщего потребления массовой культуры, придавало им самостоятельности - словом, укрепляло всё тот же (и без того беспрецедентный) иммерсивный эффект. Второе гениальное решение - если даже и использовать музыку за кадром, то преимущественно так, будто она крутится в голове у того или иного персонажа: это ведь не только банальный акцент на душевном самочувствии, но и опять-таки синхронизация ("смотрите-ка, грустный Тони вспоминает Wonderful Year Синатры - он, стало быть, не экранный болванчик, а живой человек, я делаю так же"). Третье гениальное решение - кинетика, восхитительная гармония музыки и действия - между прочим, задолго до какого-нибудь "Малыша на драйве". Каждый, кто помнит сцену с Tiny Tears ВИА Tindersticks, сразу поймёт, что конкретно мы имеем в виду.

    Разрыв шаблонов

    Продюсеры 90-х считали аудиторию популярных американских шоу максимально консервативной и враждебной к повествовательным новшествам: в сериалах со сквозным сюжетом предполагалась долгоиграющая, но достаточно предсказуемая интрига (герои мыльной оперы когда-нибудь обязательно поженятся); в сериалах без сквозного сюжета - стандартная линейная структура каждого эпизода (полицейские, напомним, ловили преступников, не отвлекаясь от профессиональной деятельности). Вдобавок всё это - без нарушений жанровой чистоты и жанровой логики: были, конечно, провокации вроде учинённой коварным Дэвидом Линчем в "Твин Пикс", но хорошим рейтингам таковые явно не способствовали. Поэтому перед Чейзом стояла сложная задача - разрушить стереотипы так, чтобы всем понравилось. И он с ней справился блестяще.

    Секрет в правдоподобном сочетании хаотичности, бессобытийности "большого" нарратива The Sopranos со множеством ярких локальных ситуаций. Тони не метит в "крёстные отцы", не строит планы на сто шагов вперёд, не имеет чётко обозначенной конечной цели, не знает рецептов счастья. Вообще, как мы уже сказали, не развивается - и тем не менее с ним и его друзьями постоянно происходит что-то примечательное. Или страшное. Или смешное. Или непредсказуемое, причём не в смысле киношной нарочитой "непредсказуемости", а в смысле непредсказуемости жизненной. Вот, скажем, серия про медведя, который потом так и не вернулся - потому что медведям чужды кинематографические представления о кульминации и развязке. Вот знаковый момент, когда доктор Мелфи после тягучей паузы говорит Тони своё железное "Нет" - хотя мы-то, затаив дыхание, ждали крови, рассчитывая на "Да". Вот великий эпизод "Пайн Барренс", где поиски русского экс-спецназовца в зимнем лесу оборачиваются сюрреалистической комедией.

    Планомерно копить напряжение, нагнетать саспенс и в конце концов никуда его не выплеснуть (как вариант, конвертировать в нечто совершенно иное) - фирменный почерк "Клана Сопрано" с абсолютно хамским "чёрным квадратом" в конце. Если подумать, никакой другой финал сериалу, который так любил обманывать стереотипные ожидания, лучше бы не подошёл. Don't Stop Believin' - ну, сами знаете.

    В подготовке статьи использованы материалы книг The Sopranos Sessions, The Sopranos and Philosophy: I Kill Therefore I am, The Sopranos On The Couch: The Ultimate Guide, "Диалог. Искусство слова для писателей, сценаристов и драматургов", а также публикации сайта Sopranos Autopsy.

    Поделиться