Кровавый четверг: "Правила бойни" - Хогвартс строгого режима
В рамках недавно завершившегося XIX Фестиваля британского кино была показана крайне затейливая абсурдистская подростковая лента Криспиана Миллса "Правила бойни" (Slaughterhouse Rulez), в которой учеба в престижной частном пансионе таки оборачивается кровавой бойней, насилием над природой посредством добычи сланцевого газа и поистине викторианскими страстями с участиями неведомых зверей. Что вдвойне забавно, режиссеру удалось вывернуть наизнанку все то, что привлекает среднестатистического неразборчивого внешнего потребителя островной культуры в пресловутом "традиционном британском образовании". А посему - неплохо бы для начала вспомнить, так сказать, о личных свидетельствах нескольких поколений очевидцев этого увлекательного феномена.
За прошедшие два столетия тема школы заняла в литературе Туманного Альбиона особое место: редкий любитель английской прозы может забыть зловещий образ Ловуда из "Джейн Эйр", а также мрачную повседневность других аналогичных учреждений, выведенных на страницах произведений Шарлотты Бронте, где пленниками системы становились не только ученики, но и сами учителя. С иронией и недоверием относился к школьному образованию и Чарльз Диккенс: элитное заведение уродует Пола Домби и сводит с ума его лучшего друга, а в "Жизни Дэвида Копперфильда" именно школа стала благодатной почвой для развития пороков наиболее отвратительных персонажей приключенческого романа.
О ломке через колено и формировании уродливой коллективной идентичности в условиях противоестественно долгого нахождения детей в конкурентной атмосфере в отрыве от семьи говорил и испытавший воздействие сих чудных традиций Томас Хьюз в "Школьных годах Тома Брауна". Позже об этом походя упоминали и Э.М. Форстер, и Джон Голсуорси. Да и сам Уинстон Черчилль, редко позволявший себе такие глупости, как проявления искренности, удивительно эмоционально описал свое знакомство с частной школой и первыми горькими плодами изучения латыни в автобиографических записках под общим названием "Мои ранние годы". В гораздо более свободном двадцатом веке весь смрад привилегированной школьно-университетской среды ядовито излил на страницах своих произведений Ивлин Во, а также многие другие.
Возвеличивание системы закрытых школ, как ни странно, началось сравнительно недавно, и произошло это, прежде всего, благодаря "поттериане" Джоан Роулинг, чьи фантазии вызвали бурю негатива со стороны ряда британских актеров, так как их личный опыт кардинальным образом контрастировал с тем, что пылкое воображение подсказало одной из самых успешных писательниц современности.
В "Правилах бойни" дехогвартизация происходит упоительно и постепенно, вовлекая в круговерть событий все большее количество участников и блюстителей собственных корыстных интересов, рисуя страшненькое общество в миниатюре. Вполне возможно, иной читатель возразит, что и вокруг Хогвартса взрослых интриг было предостаточно. Но ведь там все беды лишь испытывали "храм знаний" на прочность, в нем даже в самые тяжелые времена сохранялся определенный костяк, противостоящий натиску тьмы. В работе Миллса, однако же, школьники сами себе министерство магии, Пожиратели смерти и прочее. И тех, кому впоследствии суждено встать в оппозицию, до определенного момента устраивает почти все.
Благодаря натиску своей пробивной мамаши вполне обычный старшеклассник Дон Уоллес (Финн Коул, он же Майкл Шелби из "Острых козырьков") оказывается в дорогостоящем закрытом учебном заведении под странным названием "Бойня". Рекламный фильм о ней пестрит живописными пейзажами, зелеными лужайками, красивыми видами исторического здания и броскими костюмами учеников, поделенных на несколько "факультетов". "Бойня" - идеальное место для проявления лидерских качеств, воспитания воли, получения знаний и ныне модного нетворкинга. Ну просто мечта всех и каждого.
На деле оказывается, что из этого террариума единомышленников периодически выбывают отдельные учащиеся, причем делают они это исключительно ногами вперед. На каждом факультете есть префекты, Дону не повезло особо - над ним постоянно нависает мерзкий тип с внешностью и характером Драко Малфоя, повадками Кребба и Гойла, усиленными педантизмом, достойным несносного Перси Уизли. У Дона тем не менее появляется странноватый друг в лице соседа по комнате, еще одна отрада состоит в том, что в этой юдоли печали есть гораздо менее популярные личности, чем он сам - например, бедолага Вуттон (привет, Колин Криви!). Директор школы строит из себя всезнающую "летучую мышь" (sic!), а в его подчинении за редким исключением стоят полные ничтожества.
Вездесущая дедовщина имеет доктринальный характер - младшие находятся в услужении у старших, словно рабы, безропотно обслуживающие римских граждан (и полноправных жителей греческих полисов). И аналогии с древним миром отнюдь не случайны - о гранитную латынь здесь выбивает себе зубы и стар, и млад, а впоследствии еще и окажется, что это знание имеет и несколько эзотерическое применение.
Но мы все о школе… Иной, возможно, посмеется, но вокруг "Бойни" есть свой Запретный лес. Только режим запретности установлен исключительно по щучьему веленью идиота-директора, мечтающего примерить на себя костюмчик эффективного менеджера, нажиться на "технологиях будущего" и "всестороннем использовании потенциала школьной территории". Не случайно ведь говорят - не буди лихо, пока оно тихо. Управленец, обладая мозгом летучей мыши, плюет на все, и накликает на свою голову беду - она подкрадывается незаметно, подозрительно напоминая отдельные события второй книги про все того же многострадального Гарри Поттера.
В итоге наиболее вменяемые подростки разного достатка и степени школьного старшинства объединяют свои усилия для выяснения истинной сути происходящего, понимая, что они неизбежно останутся наедине с последствиями необдуманных действий старших.
На этом этапе, когда кровища начинает хлестать во все стороны, головы летят налево и направо похлеще биллиардных шаров, а хруст ломаемых костей заглушает гулкое биение сердец уцелевших, в сюжете появляется трогательная "сиропность". Оказывается, будучи объединенными общей целью, даже самые безнадежные неумехи и вечные объекты насмешек могут найти свое место в том, что станет слаженным механизмом отпора против хтонических сил. Справедливость торжествует. Только вот раздолбанную вусмерть школу по-прежнему ничуть не жалко.