Седьмой возраст
Режиссером выступил сам автор пьесы, разделивший бремя по написанию сценария с Кристофером Хэмптоном, работавшим над переложением текста на английский язык еще для театральной постановки. Актерский состав экранизации был выбран очень кропотливо: заглавную роль исполнил прославленный валлиец Энтони Хопкинс, чья игра была мастерски оттенена Оливией Колман ("Убийство на пляже", "Фаворитка", "Корона"), Руфусом Сьюэллом ("Человек в высоком замке", "Виктория", "Бледный конь") и Марком Гейтиссом ("Шерлок", "Игра престолов", "Дракула"). И это как раз тот случай, когда настоящий профессионализм актеров заключается не в последнюю очередь в чувстве такта, умении подхватить настрой другого и не вносить диссонанс желанием привнести собственное звучание.
Крайнюю степень восхищения вызывает не столько удивительный многогранный талант Энтони Хопкинса, известный всем, кто знаком с его работами, сколько человеческая смелость. Сэр Энтони в свои восемьдесят три года сумел посмотреть в глаза тому, от чего зачастую стыдливо-испуганно отводят взгляд и подростки, и люди во цвете лет. Он, человек очень преклонного возраста, впустил в себя старческую немощь, слившись с ней на экране. Соединившись так убедительно, что периодически становится экзистенциально страшно. Это - уже не гневное безумие шекспировского короля Лира, одной из его недавних работ. Это - сенильность, немощность, потеря самого себя, беспомощное блуждание в предзакатную пору, где очертания окружающего, столь некогда знакомые, четкие и интуитивно узнаваемые, начинают сливаться воедино, до полной неразличимости.
Такую беспощадную, обнажающую нервы и вместе с тем трогательную и почтительную трактовку угасания под силу создать только проницательнейшему из наблюдателей, человеку с острым взглядом, очень развитой самокритикой, а также с опытом и горечью расставания с самым красивым, благородным и возвышенным в живом человеке, наряду с душой. Его разумом.
Несомненной заслугой создателей фильма является выбранный ракурс, позволяющий крайне выпукло передать то, что ощущает человек на первых стадиях деменции. Мы видим окружающий Энтони мир сквозь призму лабиринта, игры с постоянно меняющимися правилами. Вроде бы, окружение кажется вполне стабильным и предсказуемым. Это надежный тыл. Но время от времени тыл превращается в форпост, а граница между прошлым и различными пластами настоящего стирается. Сам зритель устремляется в путешествие по обрывкам нейронных связей некогда гордого, самостоятельного человека, привыкшего все держать в себе и справляться с трудностями без роптаний. И тем тяжелее для такого человека постепенное, но неумолимо-безжалостное расставание с самим собой. Вместо живой дочери чудится ее погибшая сестра, вместо зятя - злобный, но могущественный незнакомец, сиделка превращается в долгожданную или неожиданную гостью. И где-то на задворках сознания реет первый образ - матери. И так - с головокружительной частотой, по десять раз на дню, сбивая дыхание и заставляя сердце учащенно биться, словно отмеряя ход времени.
Энтони пытается продраться сквозь дебри повседневности, еще недавно такой предсказуемой и безупречно прозрачной. Создается впечатление, что часть сознания пожилого человека не может угнаться со скоростью потери памяти и приобретенных навыков. И этот диссонанс неизбежно порождает гнев, недовольство другими, брань, подозрения и немотивированные упреки.
Этот фильм хочется порекомендовать к просмотру всем без исключения. Тем, кто сталкивается с подобной проблемой в повседневности. Тем, кто полон сил и пытается отдалить от себя мысли о бренном. Тем, кто только входит во взрослую, ответственную жизнь. Чтобы полюбить суть жизни, ощутить ее ценность, нужно дать себе труд эмоционально погрузиться в то, что именно можно потерять, сохраняя при этом физическую оболочку. Представить себе это хотя бы на отрезок времени, соответствующий хронометражу фильма. Зная, что тот сонм безымянных прототипов, от имени которых говорит сэр Энтони, не сможет выйти их плена текущего момента до конца своих дней.
При желании с Энтони Хопкинсом мы можем пройти всю его творческую жизнь. Начать где-то с Ричарда, Дантона и Пьера Безухова. Продолжить херриотовским ветеринаром Зигфридом, взглянуть на него в роли Отелло, Квазимодо, безжалостного Ганнибала Лектера. Всмотреться в его образ в качестве Клайва Стейплза Льюиса, Ричарда Никсона, Пабло Пикассо, Тита Андроника, Одина и папы Бенедикта XVI. Протянуть нить между его персонажами в "Костюмере", "Короле Лире" и, наконец, "Отце".
И так мы в унисон словам классика придем к концу этой странной, сложной пьесы - второму детству, полузабытью - без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.
На сцене. Слава богу, на сцене. С упованием на то, что великий актер, шекспировский актер, не по количеству сыгранных ролей, а по уровню воплощения вневременных образов, еще не раз заставит нас открыть свои, куда менее мудрые глаза, на мир вокруг.